А кто тогда мы?

Должен ли христианин быть несчастным? Может ли христианин быть несчастным? Своими недоумениями по прочтении колонки Дмитрия Соколова-Митрича о счастье и несчастье в Церкви делится Мария Свешникова.

«Впрочем, братия, радуйтесь, усовершайтесь, утешайтесь, будьте единомысленны, мирны — и Бог любви и мира будет с вами», — такими словами заканчивает апостол Павел Второе послание к Коринфянам.

«Радость моя!», — обращался к каждому приходившему за утешением или духовным советом преподобный Серафим Саровский, русский святой, которого знают и почитают христиане всего мира.

«Возлюбленные» — обращается апостол Петр… Еще и еще, снова и снова, в каждом слове, в каждой цитате я встречаю выражение любви и утешения, пожелание мира, слова, дающие надежду. И нигде, ни разу установки: будьте несчастны, как я (кто бы ни был этот я) был несчастен.

Я никогда не задумывалась о счастье быть христианином. Как могут быть несчастны те, кто узнал, что у него есть любящий и мудрый Отец, добрая, всепрощающая Мать? Узнал, поверил в это, и радуешься, и счастлив. И в этой радости ты способен преодолевать всякие скорби и печали, потому что стоит только обратиться, как Отец и Мать посылают тебе сотни, тысячи защитников, обязательно приходящих на помощь.

Эта, казалось бы, нехитрая аксиома, что все мы любимы, любим, а потому радостны и — я настаиваю — счастливы, не требовала подтверждения и доказательств. Не требовала до тех пор, пока на прошлой неделе не споткнулась о колонку, основным посылом которой стал лозунг «будьте несчастны». Именно споткнулась, потому что под эту установку было подбито немало правильных утверждений, например о том, что молиться надо не о квартире или муже (кстати, в статье почему-то нет ни одного примера «мужской» просьбы, а лишь бабьи), и о том, что «Церковь — это пути Господни, которые неисповедимы».

И попробуй с этим не согласиться, будешь выглядеть нелепо. Правда, непонятно, отчего же все просьбы мечтающих о счастье сведены к материальным, по земному ощутимым благам. Разве лишь несчастные люди просят о прибавлении ума, мире, постижении истины, умножении любви — и уж тем более неясно, отчего при этом следует быть обязательно несчастным. И еще, сколько ни думаю, никак не могу себе представить, как может несчастный человек быть радостным.

Церковь несчастных? Конечно, скорби и несчастья посылаются каждому — важно, как к ним относиться: как к главной цели христианства либо как к подспорью, дающему возможность осознать, проанализировать свою жизнь, поставить правильные вопросы — для чего эти испытания, что я сделал не так. И даже если предположить, что установка на несчастья идет от слов «в мире будете иметь скорбь», то каждый, кто апеллирует к ней, должен помнить, что у этой «страшилки» есть удивительное, помогающее все преодолеть продолжение: «но мужайтесь: Я победил мир». (Ин. 16, 33). Мужественный и несчастный человек — «две вещи несовместные».

А ведь, кажется, каждому известно, что, когда Христос воскрес, то Он принес в наш мир радость. И в Заповедях блаженства (блаженство — высокая степень счастья) нигде не сказано «будьте несчастны». Но так как вечное блаженство — это жизнь в раю, то Господь утверждает: «радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах» (Мф. 5: 3-11). Готов ли человек несчастный радоваться и веселиться? Давайте вспомним: Он ходил по земле, исцелял, воскрешал, кормил, но ни разу, даже самому последнему грешнику не сказал: «А ты побудь несчастным, тебе поболеть полезнее, дорогуша». Полюбить страдания человек должен сам, но сначала он должен полюбить Его. Как же может быть человек любящий — несчастен?

Если же личность любящая, мужественная, радостная продолжает настаивать — несмотря на эти черты, присущие настоящему христианину, — «я все равно хочу оставаться несчастным», ей трудно что-либо возразить. Но тогда у меня возникают сомнения в правильном понимании им христианского учения.

У меня есть лишь одна догадка, отчего вдруг появилась мысль, что Православная Церковь — это приют для несчастных. Возможно, некто слишком часто жаловался своему духовнику на неурядицы, неприятности, несчастья, и священник в качестве утешения, ободрения, напутствия сказал: претерпи скорби— и спасешься. Но я с трудом представляю священника, который велит кому-то перестать быть счастливым.

И еще одна идея, уже журналистская. Дочитав и без того спорный текст до конца, я споткнулась о последний абзац: «Вот я, например, человек несчастный… И когда я прихожу в храм, я испытываю благодарность за это несчастье». И тут мне вспомнился старый цирковой анекдот. Пришел в цирк человек с проектом нового номера и рассказывает директору: «Поднимают под купол здоровенный брезентовый мешок. Шпрехшталмейстер в него стреляет. Мешок лопается. И оказывается, он заполнен навозом. Шпрехшталмейстер в навозе. Униформисты. Оркестр в навозе. Публика и та… И тут выхожу я — весь в белом».

Или, если понятнее, то в песне Константина Кинчева «Рок-н-ролл — это мы» есть такие слова:

«Не помню точно, но кто-то сказал, будто rock-n-roll — это он.
И я решил поставить вопрос: а кто тогда мы?»