Сайт Сосновского благочиния. - Смех как признак нормы
Выделенная опечатка:
Сообщить Отмена
Закрыть
Наверх
Мичуринская и Моршанская епархия Тамбовской митрополии
Сосновский благочиннический округ
По благословению Преосвященнейшего Гермогена епископа Мичуринского и Моршанского
Яндекс.Метрика
Конструктор сайтов православных приходов
Конструктор сайтов православных приходов

Смех как признак нормы

Наталия Балинская.

Из всех живых существ смех подарен только человеку. Звери смеяться не умеют. Коты правда, улыбаются, и не только в стране чудес. Ещё в реальности ржут кони, «хохочут» попугаи — но всё это экстраполяция нашего умения смеяться на мир животных. Получается, что, в числе прочих очень высоких признаков, смех делает нас людьми? Или как это понимать? Ясно одно — в способности человека смеяться скрывается важная тайна.

 

Среди многочисленных трудов, изучающих смеховые явления, хочется выделить исследовательскую работу выдающегося советского филолога Владимира Проппа, поскольку он рассматривает смех и как физиологический процесс, и как аспект нравственности, с которой так тесно связана культурная деятельность человека.

Произведение Проппа «Проблемы комизма и смеха» начинается очень ёмкой цитатой: «Самая полная и наиболее интересная попытка перечисления видов смеха сделана не философами и не психологами, а теоретиком и историком советской кинокомедии Р. Юреневым, который пишет так: „Смех может быть радостный и грустный, добрый и гневный, умный и глупый, гордый и задушевный, снисходительный и заискивающий, презрительный и испуганный, оскорбительный и ободряющий, наглый и робкий, дружественный и враждебный, иронический и простосердечный, саркастический и наивный, ласковый и грубый, многозначительный и беспричинный, торжествующий и оправдательный, бесстыдный и смущённый. Можно ещё и увеличить этот перечень: весёлый, печальный, нервный, истерический, издевательский, физиологический, животный. Может быть даже унылый смех!“». Кажется, список достаточный? Но Пропп добавляет очень важное направление: смех насмешливый, осмеивающий, издевающийся…

Перечень не полный, но в нём видно, что весь спектр человеческой души — от дьявольского зла до святейшего добра — может быть выражен посредством смеха. Выходит, что сам по себе смех не хорош и не плох — как и слёзы. Святые отцы объясняют, что слова Господа «блаженны плачущие» относятся к тем, кто изливает слёзы раскаяния, сопереживания. Но слёзы, проливаемые из-за ревности, обиды, уныния, невозможности отомстить — блаженными быть не могут. Точно так же и смеховая реакция окрашивается состоянием нашей души и от этого может стать как блаженной, так и губительной для нас.

В итоге своих исследований Пропп выводит, что смеховая реакция, вызванная и «низким комизмом» площадных увеселений пьяной толпы, и высоким штилем сатирических литературных шедевров, и злой смех, и добрый смех — берут начало от одного истока, порождены одним и тем же механизмом, вследствие которого человека начинает сотрясать хохот.

Базовая причина, вызывающая смеховой рефлекс — это узнавание неправильности, смещения, парадокса, искажения, непристойности, подмены, перевёртыша.

Вот простейшие примеры для иллюстрации пропповской формулы: «В рукава просунул руки — оказалось — это брюки». Смех вызывает эта ошибка, связанная со схожестью рукава с брючиной.

Ещё пример: «Воробышек прискакал и коровой замычал: Му-у-у!». С самого детства мы привыкаем — чуть где что-то перепутано, искажено — и «будто лампочки, включаются улыбки».

А вот медвежонок в цирке, одетый как человек — в кепке, штанах да ещё и с гармошкой. Нам смешно, потому что это пародия на человека, карикатурное подражание. Встретим подобного медведя в тайге, с ног до головы голого, в чём мать родила — и будут нам хихоньки-хахоньки…

По этой же причине никто не смеётся, когда человек в костюме идёт по столичному тротуару. Ну идёт себе и идёт, ровно идёт, не шатается, не прыгает на одной ноге. Правильно идёт. Но если бедняге случилось споткнуться и, нелепо размахивая руками, шмякнуться на мягкое место с совершенно мультяшным выражением лица — большинство из нас инстинктивно хихикнет. Потому что любое человеческое падение — это неправильность!

Механизм определения неправильного встроен в наши головы как датчик, и реакция смехом на отклонение от нормы так же естественна и неподконтрольна, как реакция слезами на внезапную резкую боль.

Вот вы слышали хоть один анекдот о счастливой, благополучной семье? И я тоже нет. Но сколько анекдотов об изменах, о несчастных, разбитых семьях! Существование анекдотов об изменах — это доказательство того, что в мироздании есть незыблемые закономерности. Безумная вспышка смеха, сопровождающая даже пошлые анекдоты, доказывает, что норма есть! Независимое знание, присутствие в нас «неписаных законов» заставляет автоматически сравнивать с ними любой объект, любое явление. Смех — как первичный диагноз миру: отклонения от нормы имеются!

Иногда человечество пытается «переписать закон», подменить нормы, например, ввести постулат о том, что супружеские узы — это формальность — и поднимает знамя «свободной любви». Но нравственные модусы не так просто из человека вытравить. Среднестатистического индивида можно, конечно же, инвазировать мыслями о нормальности однополых браков. Но и он не сможет удержаться, чтобы, услышав анекдот о том, как женятся Вася и Петя, не прыснуть смехом, обличающим всякое искажение. А дальше, по Юреневу, — каким именно смехом: злорадным или соболезнующим, осуждающим или похабным, грустным или придурковатым, и так далее. Смех, как фонтан, выносит наше внутреннее содержание на свет Божий — и может продемонстрировать как золотой песок духовных приисков, так и грязь Авгиевых стойл. Кто во что вляпался, так сказать.

А вот ещё другой род анекдотов: «Эти двое поспорили, кто больше высунется из окна скоростного поезда. Выиграл тот, кто лежит в правом гробу».

Существование чёрного юмора, который запускает в зону смеховой культуры трагические вещи, такие как смерть, ранения, увечья, весьма возможно, является доказательством того, что и смертность наша, и всякая другая уязвимость плоти — это свойства, изначально неестественные для сотворённого Богом человека. На подсознательном уровне мы это понимаем. И поэтому когда смерть не касается нас лично и мы способны абстрагироваться от боли утраты и страха небытия, — тогда мы смеёмся над смертью просто как над неправильностью.

Выходит, смех доказывает, что истина есть и отклонение от неё ненормально. Теперь понятнее, почему в Евангелии нет эпизодов, где бы Иисус Христос хохотал. Тот, Кто Сам является Истиной и Любовью, на отпадение от истины и любви, на грехопадение, ведущее к гибели, наверное, будет реагировать как-то иначе, по другим психо-физическим законам. Сочетание двух природ в Иисусе Христе, человеческой и Божественной, определило Его особую власть и над неизбежностью смерти, и над неизбежностью смеха…

Господь не хохочет над грешником, но использует против греха лезвие иронии. Вот он изобличает показную тщательность в соблюдении внешних ритуалов, соединённую с потворством грехам против воли Божией: Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие! (Мф. 23, 24).

Вот трагическая ирония Христа о нашем человеческом желании всё разрешать самим, мимо Божией воли, ведь мы лучше знаем, как надо: Кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть? Итак, если и малейшего сделать не можете, что заботитесь о прочем? (Лк. 12, 25–26).

А вот эпизод, когда лукавые люди, желающие подловить Христа на слове, спрашивают: Позволительно ли давать подать кесарю или нет? Христос просит принести ему динарий, уточняет, чьё там изображение и надпись. Они сказали Ему: кесаревы. Иисус сказал им в ответ: отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мк. 12, 16–17). Ироничная и отрезвляющая пощёчина всей истории человечества: бряцающие динарии — дань князьям мира сего, исполнение духовных заповедей — нетленная дань Богу.

В православной эссеистике есть множество замечательных пассажей, доказывающих, что Иисус Христос не осуждал добрый смех, не запрещал веселье. Конечно, трудно представить Его на свадьбе в Кане Галилейской веселящимся, как обычный гость. Но, как говорят богословы, тем более невозможно представить Христа насупленного, с осуждением взирающего на хохочущих молодожёнов. Уж такой бы ни за что не обратил воду в вино, когда оно кончилось в самый разгар веселья.

И чем глубже погружается, напитывается евангельским духом сердце человеческое, тем меньше сопровождаются гаденьким смешком сюжетишки типа «муж пришёл домой, а там жена с любовником»… Ну жалко дуру до слёз, и мужик тоже хорош…

Святые над чужими грехами не смеялись. В какой-то момент и у всякого христианина греховная неправильность может вызвать уже не смех, а целительную серьёзность — потому что путаница и пошлость имеют тенденцию пускать корни и править балом.

Но пока мы не святые, обличающая искажения смеховая реакция остаётся для нас важным способом возрастания над собой. Потому что смеховой инстинкт — это прежде всего подсказка: стоп, здесь что-то не так. Потому что смех может помочь расстаться с собою неправильным. Потому что смех может помочь преодолеть боль неудачи. Потому что смех может помочь пробить панцирь гордыни — и тогда лучики сердца осветят глаза в улыбке над самим собой.

Оказывается, что смеховые истерики даже от кашля помогают! Когда мои племянники заболевают бронхитом, моя сестрица лечит их… смехом. Она читает им весёлые рассказы, стараясь вызвать у них приступы неудержимого хохота. Если нужно, дощекочет — и тогда заливистый детский смех переходит в глубинный кашель, который хорошенько очищает лёгкие от слизи.

Возможно, когда изобличаешь свои собственные неправильности, глупости, недостатки — смех помогает очиститься от слизи душевной. Важность, слащавость, нетерпимость, спесь, показушность, рвение не по уму и выпендрёж — это слизь, которая часто вредит здоровому дыханию православного христианина. Правильно это? Да нет. Поэтому на прощанье посмеёмся над собой — вспомним рефлексивный, а значит, очень православный анекдот.

Закончив службу, священник объявил:

— В следующее воскресенье я буду беседовать с вами на тему лжи. Чтобы вам было легче понять, о чём пойдёт речь, прочитайте дома семнадцатую главу Евангелия от Марка.

В следующее воскресенье священник перед началом своей проповеди объявил:

— Прошу тех, кто прочитал семнадцатую главу, поднять руки.

Почти все присутствовавшие подняли руки.

— Вот именно с вами я и хотел поговорить о лжи, — сказал священник. — У Марка нет семнадцатой главы.


Назад к списку